menu
top sales
  • Author:
    Bologan

    The 2nd edition, revised and supplemented, of the popular monograph, which is dedicated to one of the most combat modern debuts – the Old Indian defense. The author meticulously builds the entire defensive line of black (including on the territory of "adjacent" openings, such as the English beginning or the London system), explains standard plans and tactical techniques, offers a number of novelties in current schemes. Carefully selected positions for the solution will help the reader to consolidate the acquired knowledge. The book is addressed to chess players of any level, since the laws of Old Indian are the same for both amateurs and super grandmasters.

    21.67 $
  • Author:
    Getmanchuk

    16.67 $
  • Author:
    Gelfand

    The 2012 World Vice-Champion continues his story, begun in the best-selling books Positional Decision Making in Chess. ("Book of the Year" according to the English Chess Federation), "Dynamic Decision Making in Chess" and "Technical Decision Making in Chess." The new book discusses ways to make decisions in positions without minor pieces. The reader will get acquainted with rook and queen endings, as well as with what Romanovsky called the "fourth stage", that is, the late middlegame / early endgame, where only heavy pieces remain on the board. «Gelfand is very good– and very honest – explains what decisions he was able to calculate and what he had to make on the basis of general reasoning, and how he did it. This resulted in a book of the type that I love. A chess player of any strength can find a lot of useful things here. (Grandmaster Matthew Sadler, reviewer of novelties in chess literature in the magazine "New in Chess"). For a wide range of chess lovers.

    22.41 $
  • Author:
    Bogdanovich

    50.00 $
  • Author:
    Bologan

    «The idea of continuing the autobiographical book “Steps” has been in the air almost since the moment it was written. Despite the bullet point at the end of the book in the form of a victory over Magnus Carlsen, my chess career continued for another full 14 years, and the subsequent stormy socio-political career is only gaining momentum.” (V. Bologan).  The book contains 75 games commented in detail and a number of fragments. A frank story about the life and professional path, about cooperation with the leading grandmasters and coaches of the world (among them - A. Karpov, G. Kasparov, Yu. Polgar, Zhu Chen, R. Ponomarev, A. Shirov, A. Morozevich, A. Onischuk, A. Ryazantsev, E. Inarkiev, M. Al-Mudakhka, M. Dvoretsky, M. Podgaets, V. Chebanenko, Z. Lanka and others), about political activities in the Parliament of Moldova and about work in FIDE are complemented by numerous photographs.   For a wide range of chess lovers.

    36.67 $
  • Author:
    Bologan

    The Caro-Kann defense is one of the most popular modern openings, which is firmly included in the repertoire of most elite chess players. The author of the book, a well-known grandmaster and theorist, offers a full repertoire for black in response to 1.e4, explains in detail the main strategic ideas of each option and gives the exact order of moves, offers a number of novelties in current schemes. In each chapter, alternative plans for black are considered, so that the reader can make a choice according to his taste, and it was more difficult for the opponent to prepare. Much attention in the monograph is paid to correspondence games in which players use all the achievements of modern technology. All analyses during the work on the manuscript are checked on powerful computers. Carefully selected positions for the solution will help the reader to consolidate the acquired knowledge. The 2nd edition supplements the section with the 10 most interesting current parties. The book is addressed to chess players of any level – from amateurs to professionals.  

    21.67 $
  • Reprint of a large badge (4 cm x 3.5 cm) dedicated to the failed match between Karpov and Fischer in 1975. The original was issued in an edition of  in several signal specimens (only specimens from the collection of A. Karpov and the Central House of Art Museum are known). 

    17.24 $
  • Author:
    Vysotsky

    20.00 $
  • Author:
    Bezgodov

    The youngest first–grader in the USSR, the world champion among young men, a participant in the candidates tournament at the age of 19 - Boris Spassky's rise was rapid. And then fate gave the brilliant chess player a test of strength: he stumbled twice at the decisive moment and remained beyond the threshold of interzonal tournaments ... Only ten years after his first great success, Spassky managed to pass all the qualifying tests and earn the right to a match for the crown, but he failed to defeat the Iron Tigran Petrosian the first time. It took three more years of super–efforts: by Sisyphus he rose again to the foot of Olympus and did not miss a second chance - in 1969 he became the Tenth king of chess! An essay about the life of Boris Vasilyevich and his sporting path full of ups and downs was written by Dmitry Oleynikov, Candidate of Historical Sciences, curator of the Chess Museum of the Chess Federation of Russia. 70 beautiful and instructive games of Spassky were commented on by the champion of Russia in 1993, the famous author and theorist grandmaster Alexey Bezgodov, as well as grandmaster Dmitry Kryakvin and FIDE master Steve Giddins. The preface was written by the 14th world champion Vladimir Kramnik. For a wide range of chess fans.

    21.67 $
  • Author:
    Ezhov

    Grandmaster Carlos Torre – like a chess comet; his genius flashed dazzlingly and quickly went out in the chess firmament! He – the author of the most famous “mill” in the history of chess, the 2nd world champion Emanuel Lasker fell into its merciless millstones. The authors spoke about the life and work of the Mexican genius (the book contains 25 commentated games by K. Torre). Torre’s book “How a Chess Player is Formed” is presented, an essay by international master Yaroslav Prizant about Torre’s attack in modern practice. In the section "Play like Torre" – 36 instructive examples from his practice to solve. Finally, there is an interview with Carlos Torre, conducted by Gabriel Velasco in 1977. Working with the book will give readers not only aesthetic pleasure, but will also help improve their skills.

    18.33 $
  • more

Любовь и шахматы. Элегия Михаила Таля (тверд.переплет)

Publisher: Russian CHESS House
  • ISBN: 5-94693-030-3
  • Publisher: Russian CHESS House
  • Author(s): Landau
  • Series: Живые Шахматы
  • Language: Русский
  • Size: 60x84/16
  • Volume: 216
  • Binding: твёрдый
  • DateOfIssue: 2003

paper book

10.37 $

RUB

Description:

Это книга воспоминаний о личных отношениях великого шахматиста-романтика, чемпиона мира Михаила Таля и его первой жены, человека, близкого ему в течение всей жизни, Салли Ландау, отношениях, как ею сказано, "нежных и противоречивых, светлых и грустных..." Актриса и певица Салли Ландау дебютировала на сцене в 17 лет. Выступала в Вильнюсском русском драматическом театре, Рижском театре юного зрителя, в Литовском эстрадном оркестре, в оркестре Эдди Рознера и эстрадном оркестре под руководством Раймонда Паулса.

Салли
(Саська, Рыжик, Салли Ландау, мать Геры Таля)

В последнее время я все чаше прихожу к выводу, что человеческая жизнь есть не что иное, как мимолетное мгновение, кем-то искусственно растянутое на долгие или не очень долгие годы - кому сколько отпущено - с наполнением каждого прожитого отрезка времени конкретными и разными эпизодами, которые остаются на "складе" нашей памяти. И мы сами являемся "заведующими" этих складов. Одни "кладовщики" содержат все в полном порядке: "каталоги" случайных и не случайных событий, образы пересекавших вашу жизнь людей, их портреты, характеры, привычки, мысли, выражения, поступки... Имена и фамилии - в строгом алфавитном порядке. Полная хронологическая точность... Одним словом, некий мощный компьютер, который по вашему приказу тут же выдает нужный текст.

У других "кладовщиков" - настоящий бедлам, "свалка", груда беспорядочно собранного "мусора", роясь в которой, можно случайно наткнуться на какую-то деталь, и она напомнит вам что-то может быть, не очень приятное, и тогда вы швырнете ее снова на свалку, а может быть, совсем наоборот - эта деталь, лоскуток, обрывок, заденет какую-то душевную струну, и она зазвучит, возрождая прежнюю, давнюю, казалось бы забытую, мелодию, и эта мелодия потянет вас в сладкий омут пережитых когда-то неповторимых волнений. Как старые фотографии или любительские видеофильмы, на которых либо вы когда-то кого-то запечатлели, либо кто-то когда-то запечатлел вас... Как ласковый сон, когда не хочется, чтобы он окончился, когда хочется, чтобы он был вечным (я иногда наивно надеюсь на то, что смерть - томительный теплый вечный сон).

Я принадлежу к "кладовщикам" второго рода. Я - бессистемный импульсивный человек, который сначала что-то делает и лишь потом думает над тем, что он сделал. Я обыкновенная слабая женщина, в которой жила и живет, радовалась и радуется, страдала и страдает ее женская сущность в полном смысле этих слов. Во мне, как себе представляю, удивительным образом уживаются эгоистичность и стремление к самостоятельности с любовью к окружающим меня людям и подсознательным желанием быть женщиной, защищенной живущим с тобой мужчиной от всякого рода мелких и крупных житейских неприятностей...

Я буду откровенной в этой книге. Миша мне простит... Как и раньше прощал... Потому что любил - позволяю себе так думать.

Заранее прощу извинения у тех людей, которых не упомяну, когда буду говорить о Мишиных друзьях. Я ведь сказала, что являюсь "кладовщиком памяти" второго рода, тем более, что после Мишиной смерти у него объявилось огромное количество друзей. Но, поверьте мне, многие из них при Мишиной жизни не имели права называть себя даже просто хорошими знакомыми. Всегда бывает так - после смерти выдающаяся личность обрастает друзьями, одноклассниками, дальними родственниками... Вспомните Маяковского, Высоцкого... Но простим людям их слабость - это, видимо, подсознательное или, может быть, сознательное желание увеличить свою значимость на всю оставшуюся жизнь... Я прошу также прошения за то, что вполне осознанно не назову некоторые имена и фамилии, чтобы не ставить ни самих этих людей, ни их близких в неловкое, порой двусмысленное положение... Может быть, они и не сделали Мише ничего плохого, но, как говорится, на всякий случай. Кто их узнает, тот узнает, а кто не узнает, может быть, и не надо: не стоит возвращаться в давнее прошлое...

Но повторяю: скрывать я ничего не собираюсь, да и скрывать-то нечего... Даже возраст... Кстати говоря, меня всегда немного смешат женщины, скрывающие свой возраст. Еще можно манипулировать годами в юности, в молодости, скидывая или прибавляя некоторое количество лет в зависимости от конкретных обстоятельств - безобидные, чисто женские уловки. Но потом?!

Я могу смело открыться вам: родилась в городе Витебске в 1938 году. Чтобы ни у кого не было поздних разочарований, сразу скажу, что родители мои были еврейскими актерами. Фамилия отца, которую я ношу по сей день, Ландау, и это единственное, что у меня есть общего со знаменитым физиком, хотя многие были убеждены, что я из семьи того самого великого "Дау". В общем-то такое заблуждение можно понять: представителям неосновных национальностей всегда хочется верить в неординарность -уж если великий Михаил Таль женился на Салли Ландау, то эта Салли - наверняка дочка или, на худой конец, племянница "того самого"! Увы! Михаил Таль женился на дочери двух незнаменитых актеров.

Моя мама играла на сцене с тринадцати лет. Не хочу преувеличивать - то не было результатом ее какого-то небесного дарования, хотя, как сама могла потом убедиться, актриса она была хорошая. Мамина ранняя профессионализация объяснялась весьма земными причинами: в семье помимо нее было еще пятеро детей, и просто нечего было есть - надо было зарабатывать на жизнь. В Минске ее приняли в театральный институт, где она и познакомилась с папой.

Что касается отца, то он был совершенно незаурядной личностью. Я уж не говорю о его уме, актерском даровании, невероятном и особенном чувстве юмора. Миша, с удовлетворением замечу, его обожал... Папа обладал уникальными музыкальными способностями. Он играл на семи музыкальных инструментах. У него был прекрасный баритональный тенор. Он закончил дирижерские курсы. Однажды Соломон Михоэлс увидел отца на сцене. Он сказал ему немало лестных слов и даже, кажется, пригласил в свой театр... Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает...

Война внесла свои коррективы не только в жизнь моих родителей...

Мне тогда было два с половиной года, и, конечно, я почти ничего не помню. Но из рассказов родителей знаю, что, когда началась война, я была у бабушки в Витебске. Театр, в котором мама с папой работали, разъезжал с гастролями по всему Советскому Союзу, и меня отправили к бабушке. Фашистская армада приближалась столь быстро, что бабушке вместе со мной и двумя моими тетями пришлось, все бросив, в буквальном смысле слова удирать в Сибирь. Какими-то обрывками помню жаркий переполненный поезд, бомбежки, в которых я, будучи совсем маленькой, не видела никакой опасности и не понимала, почему бабушка, как только в небе появлялись самолеты, бросалась на меня и закрывала своим телом.

Вообще человеку свойственно помнить запахи детства - до сих пор слово "война" ассоциируется у меня с запахом крутых яиц и неповторимым запахом бабушки...

А с мамой и папой мы просто потерялись. Потом я узнала, что для того времени такое было не столь редким явлением. Война началась летом - кто где... Многие теряли своих детей, братьев, сестер. И далеко не всем удавалось в конце концов найти друг друга. Повторяю, я смутно помню события тех дней. И поскольку жила в основном у бабушки, то и думала, что она моя мама. А бабушка часто говорила, что вот, Саллинька, скоро найдутся мама с папой и ... Для меня это было, можно сказать, пустым звуком, отвлеченным понятием. Раз я считала, что бабушка и есть моя мама, то (по ее словам) часто спрашивала: "Разве у меня есть еще и вторая мама?" Бабушка пыталась мне объяснить, но напрасно...

От сибирской эвакуации в моей памяти сохранились три главных фрагмента: очень добрые люди, постоянное чувство недоедания и белый-белый снег под ярким солнцем - даже глаза слезились... И еще я отчетливо помню, как к нам в домик приходили люди, как бабушка ставила меня на табуретку и я пела... Про Катюшу пела, "Бьется в тесной печурке огонь" тоже пела. Смысла, конечно, не понимала, но пела. Голосок у меня был забавный (это мне потом говорили мама с папой и бабушка), а слух, как выяснилось много позже, - абсолютный... Люди приходили, помню, не с пустыми руками: кто молоко приносил, кто яйца... Будем считать, что зарабатывать на хлеб "сценической деятельностью" я начала с двух с половиной лет...

А мама с папой, оказывается, попали в Ташкент и позже через Красный Крест разыскали нас. За мной приехала моя тетя и увезла в Ташкент. Мне тогда уже было пять лет, и я, можно сказать, впервые увидела своих родителей и еще долгое время называла их на "вы".

Чтобы прокормиться, родители давали, как тогда выражались, "левые" концерты и брали меня с собой. На этих концертах я пела уже под оркестр. В общем, я превратилась атипичного "вундеркинда"... Голос, как говорили, был у меня "потрясающий", с диапазоном в две октавы. И любила я это занятие - хлебом не корми. Хотя все относительно - одним из главных и наиболее стойким воспоминанием о детстве остается все-таки постоянное недоедание...

Потом я стала петь на радио, а моя тетя мне аккомпанировала. Она-то и настояла, чтобы в шесть лет меня отдали в ташкентскую музыкальную школу.

Я не случайно рассказываю о тех годах довольно подробно, потому что обостренная любовь к сцене, к музыке, к пению, к завораживающему тебя актерскому бытию стала неизменным лейтмотивом всей моей жизни. Это отразилось впоследствии на моих взаимоотношениях с Мишей, по-разному и очень сильно...

В музыкальной школе я проучилась два года, потому что папа с мамой уехали вместе со своим театром в не помню уж какой город. Где-то в центре России. И меня опять отправили к бабушке в Белоруссию, но теперь уже в Могилев, где я жила несколько лет. А в пятьдесят втором году все еврейские театры расформировали, многих ведущих актеров посадили.

Кого-то расстреляли, кого-то упекли в сумасшедший дом... Жуткое было время... Отец скрывался, его разыскивали... Наконец родителям повезло: моя тетя вышла замуж в Вильнюсе и помогла им перебраться туда. Для них Вильнюс оказался спасением, а для меня - второй родиной.

Меня приняли в детскую музыкальную школу при Вильнюсской консерватории. Учиться пришлось в двух школах одновременно - в общеобразовательной и музыкальной. Заниматься было чудовищно трудно, учитывая мою "особую любовь" к математике, химии и физике. Но меня переводили из класса в класс, потому что я занимала для школы первые места на разных конкурсах художественной самодеятельности. Девятый и десятый классы я заканчивала в вечерней школе, но даже не очень высокие требования меня не спасли - на выпускных экзаменах я получила двойку по алгебре, вручение аттестата зрелости отложили до осенней переэкзаменовки. Но это обстоятельство меня не очень тронуло, потому что все мои помыслы были в то время устремлены к музыке и... актерской деятельности. Видимо, сказались родительские гены, и я стала посещать драмкружок при консерватории, где довольно скоро обратила на себя внимание.

И вот в это самое лето, когда я благополучно завалила алгебру, в Вильнюс приехал директор МХАТа Радомысленский. Он увидел меня в любительском драмкружковском спектакле и сказал, чтобы я все бросила и поехала в Москву учиться. Уговорить меня не составило большого труда - я была (и такой осталась) легкой на подъем, со склонностью к безоглядным поступкам и с довольно высоким рейтингом, который, признаюсь, я сама себе установила.

Тот год был для меня страшно везучим и каким-то светлым. У меня все получалось с первого раза. Я приехала в Москву и сдала вступительные экзамены по актерскому мастерству в четыре (!) высших учебных заведения - во ВГИК, в Школу-студию МХАТ, в ГИТИС и в Вахтанговское училище! И была допущена к экзаменам по общеобразовательным дисциплинам, но тут-то и выяснилось, что у меня нет аттестата зрелости... Я сказала, что аттестат привезу или пришлю осенью, что я не сдала алгебру. И уехала обратно в Вильнюс.

Мама с папой устроили по поводу моего приезда большой праздник, пригласили в нашу квартиру друзей и родственников и сообщили им радостную весть, что их талантливая доченька принята аж в четыре московских вуза сразу. Все радовались, и поздравляли, и выпивали, и ели всякие вкусности, которые приготовила бабушка. И папа пел, и дочка пела и сама себе аккомпанировала на фортепьяно, и вообще -жизнь прекрасна и удивительна.... Среди гостей был режиссер Вильнюсского русского драматического театра, необычайно талантливый человек с не очень запоминающейся фамилией - Головчинер. Он поел, попил, как говорят в таких случаях, "разомлел" и вдруг ни с того, ни с сего говорит папе:

- Ну, и что? Ну, поедет Саллинька в Москву... Ну, проучится там целых пять лет. И для чего? Для того, чтобы надеяться, что в сорок пять лет ей дадут сыграть Офелию? Я предлагаю другой вариант: у нее нет диплома - зато у нее есть дарование. У меня есть актеры с московскими дипломами, которые не могут сделать по сцене и двух шагов... С вашего позволения возьму ее в труппу без диплома, и вы увидите...

Нет, действительно, это было везучее лето - меня взяли в труппу Вильнюсского русского драматического театра.

Через три месяца я уже играла в спектакле "Сонет Петрарки". Салли Ландау заметила вильнюсская пресса... Я иногда достаю газетные вырезки с панегириками в мой адрес; перечитываю их с некоторой усмешкой. С грустной усмешкой... И думаю: "А что, если бы я все-таки уехала учиться в Москву? Сколько красивых способных молодых провинциалок пытались завоевать столичный театральный мир! И сколько из них остались на ролях "вторых грибов в третьем составе!"

И вот, когда я так думаю, то сама себе отвечаю: "Салли, как это ни тривиально звучит, но: судьба приготовила тебе другую роль. Она распределила тебявдругой театр, где главную роль будет исполнять Гений, а ты будешь в роли его жены. И это страшно трудная роль - роль любящей и страдающей, роль ревнивой и вызывающей ревность, роль матери, Было отчаяние, была затяжная депрессия и было полное отторжение театра и всего, что могло напоминать о Георгии... Так случилось, что тогда приехал на гастроли Рижский ТЮЗ, и его руководитель Павел Хомский предложил мне стать актрисой этого театра и переехать в Ригу. Моя воля в то время была настолько парализована, а апатия столь велика, что, если бы мне предложили переехать в Таллин, Брянск, Новосибирск, тоже бы согласилась. Я не могла больше оставаться в Вильнюсе, хотя любила и люблю этот красивый город. Я бы просто повесилась от тоски и одиночества. И ни мама, ни папа, ни бабушка не смогли бы мне помочь... Паша Хомский оказался в тот момент спасительной соломинкой, и маршрут моей судьбы круто изменился...

Итак, я переехала в Ригу, стала актрисой Рижского театра юного зрителя, целиком ушла в работу, в репетиции, в спектакли, в концерты. Надо сказать, театральная и светская жизнь в Риге по сравнению с Вильнюсом была более активной, более, можно сказать, столичной... Помимо работы в театре я стала выступать в концертах как эстрадная певица. Обо мне стали говорить, "на меня" начали ходить... Появились поклонники, раздавала автографы. Не было недостатка в многочисленных предложениях как творческого, так и нетворческого характера - некоторые известные в Риге представители противоположного пола завлекали в жены... Даже думать об этом не хотела! В голове у меня были только эстрада, театр и снова эстрада... К тому же я влюбилась в Хомского. Вообще мне везло в жизни на талантливых людей. А к Хомскому я привязалась еще и как маленькая, оставшаяся без хозяина собачонка. Чуткий и деликатный, он вытащил меня из депрессии и стал именно другом, а не - как бывает - режиссером, использующим свое служебное положение... Так что ни о каком замужестве не могло быть и речи. Я уж не говорю о том, что любое замужество тогда воспринимала как потерю самостоятельности и возможности заниматься любимым делом.
 

To leave comments, sign in or register on the site.
There are no comments on this record yet.